Лекции при Лавре с 2005 по 2010гг. Тексты

Иером. Григорий (Гарбузов). Проповедь Православия и рок-музыка

13.12.2024

Тема нашей сегодняшней лекции у всех на слуху, потому что сейчас эта проблема достаточно широко обсуждается в СМИ, да и в личной жизни каждый человек сталкивается вопросом: «Как относиться к современной культуре? Как соблюсти равновесие?» Поскольку надо признать, что современная молодежь в своем большинстве сейчас далека от Церкви.

            Молодые люди выходят в жизнь, они обязательно столкнутся с какими-то трудностями, и физическими и духовными. Как Церковь может поддержать этих молодых людей? Это повод для серьезного размышления. Насколько близки им те спасительные средства, которые Церковь может предложить человеку, и молодому, и зрелому?

            Как может осуществляться проповедь о Христе в современном мире? – вот об этом мы и поговорим.

В одном миссионерском журнале не так давно я встретил вопрос-обсуждение о том, должна ли меняться Церковь? Были выдвинуты разные точки зрения, вопрос обсуждался на Интернет-ресурсах. Кто говорил, что Церковь меняться не должна, Церковь – это твердыня, и она должна стоять, как стоит. Кто-то говорит, что нет, Церковь должна меняться, иначе мы превратимся в подобие резервации, церковные люди будут как индейцы: на них будут ходить-смотреть туристы, как это у нас уже сейчас можно отчасти наблюдать. В Лавре это очень хорошо видно: некое смешение двух миров. Они смешаны, но практически не соприкасаются. Идет поток, например, китайских туристов. Они идут к мощам преподобного, смотрят, им искренне интересно, но присутствие каких-то монахов, паломников – это абсолютно другой мир, непонятный, совершенно неизведанный, странный. Какие-то люди идут в черных рясах – зачем они так оделись странно? «И что, они так здесь и живут?» - «Да, живут…»

Если внимательно всмотреться в вопрос «Должна ли меняться Церковь?», то понятно, что вопрос неправилен. У французов есть такая поговорка: «На неправильные вопросы не существует правильных ответов». И здесь не существует правильного ответа.

Необходимы обязательные уточнения, о чем идет речь? Об Учении Церкви? О догматике? О зримом и незримом руководстве Господа, который является Главой Церкви? Что здесь может меняться?

Или вопрос о внешней стороне Церкви – церковное богослужение, очертание храмов – это тоже все Церковь, или идет речь о том, что в Церкви существуют вещи, которые действительно меняются.

Главным образом меняется состав людей, которые живут на земле и являются членами Церкви. Каждый человек вместе с приходом в этот мир что-то привносит. И в этом смысле Церковь меняется.

Например, Православные Поместные церкви. Я не говорю об инославных, нет. Православные Поместные церкви, которые имеют с нами каноническое общение. Разная практика, действительно. Приезжаем на Афон – и слышим византийское пение. Оно другое. Сейчас его у нас пытаются прививать. Я знаю Общество Византийского Пения, дружу с ними, у них есть определенные успехи, определенные трудности. Другая практика, другая традиция. Они считают, что византийское пение сильнее всего отвечает духу церковного пения, у них стоит такая сверхзадача: возродить культуру византийского пения у нас здесь в России. Возродить – потому что изначально знаменное русское пение исходит из этой, из древней византийской традиции, просто потом наши традиции разошлись в разные стороны. Церковь изменилась. Ушло знаменное пение. Настала другая музыкальная культура: наше обиходное повсеместное пение, если прослеживать его корни, идет уже не из Византии, а из Европы. С XVII века и по сей день ревнители древнего благочестия, те, кто занимается знаменным пением, на дух не переносят партесное и говорят, что это латинское не церковное пение. Тем не менее, сейчас наша Церковь этим живет. Больше того, Церковь эту Европейскую традицию переосмыслила, она ей в каком-то смысле освятила: мы приходим в храмы, и мы молимся. И форма молитвы совершенно соответствует тому, чего мы ждем от храма.

Сейчас всё чаще говорят, что традиционный язык церковной проповеди о Христе своей цели не достигает, что нужно искать какой-то новый язык, какие-то новые формы.

Об одной из таких форм часто и говорится сейчас сторонниками этого направления. Говорится, что язык современной молодежи – это рок-музыка, и для того, чтобы достучаться до этой молодежи, мы должны воспользоваться этим языком и попытаться через эту лазейку пройти и достучаться до тех, до кого достучаться другими путями невозможно.

Один из самых главных и известных здесь проповедников – игумен Сергий Рыбко. Он, собственно, и был первым, кто эту идею поддержал и сразу выдвинул несколько ярких запоминающихся тезисов, которые так или иначе посейчас кочуют во все проекты, исследования и даже официальные заявления нашего священноначалия.

Во-первых, культура сама по себе нейтральна, она –  область душевного. Отец Сергий разграничивает область душевного от областей духовной и телесной. Иными словами, если человек устал физически, то он нуждается в отдыхе: лечь полежать на диван, сходить в лес погулять. Если человек устал эмоционально, он нуждается в душевном отдыхе. Для этого существуют какие-то известные способы: послушать музыку, сходить в музей, может быть, на концерт. Для людей, живущих в миру, эти формы не являются чем-то криминальным: люди ходят в музеи, люди ходят на концерты, люди слушают музыку дома, сами поют. И трудно с отцом Сергием не согласиться, что это не является чем-то запретным. Но отец Сергий идет дальше, он говорит: но рок-музыка – разве это не музыка? Почему, идя на концерт светский, мы имеем права сесть и послушать светскую музыку, а человек, которому нравится рок-музыка, такого права не имеет? Ему говорят, что рок-концерт это место странное, там себя ведут очень странно и агрессивно. На что отец Сергий говорит: так вот в этом и проблема! Людям нужно научиться вести себя прилично на таких концертах! И если эта проблема будет решена, тогда никакой разницы не будет: рок-культура имеет такие же права на существование, как и другие культуры…

Поэтому необходимо определиться, прав ли отец Сергий? Что такое рок-культура? Откуда она взялась и как себя проявляет? Есть ли у нее движущие силы скрытые, внутренние? Есть ли у нее идеология, какие музыкальные формы? Тем более что проповеднику не просто предлагается появиться в этой среде и что-то говорить, а мы знаем, что проповедники где только не появлялись, даже в капища языческие приходили и там проповедовали. Ходить священнику на концерт или не ходить? – это опять один из неправильных вопросов, потому что правильный вопрос будет звучать так: «А зачем туда идти священнику? Что он собирается там сказать и какую мысль донести до этой аудитории»?

Например, те развлечения, которые были востребованы публикой во времена Иоанна Кронштадского, одобрением святого не пользовались. Трудно и сейчас представить себе Иоанна Кронштадского на рок-концерте. Святой обличал развлечения со всякой строгостью, и даже те, которые для нас стали безобидными: например, он очень горячо обличал театр. Если мы сейчас начнем с той же ревностью обличать театр, нас не поймут. Потому что изменилась ситуация, изменился театр, изменился мир, изменился тот зритель, который ходит в театр. Но мысленно можно представить себе, что отец Иоанн пришел на рок-концерт, где собралась молодежь, и представить себе, что он им сказал бы. На ум приходит слово Иоанна Предтечи: «Покайтесь!» Не «послушайте, сейчас я вас научу, как жить в мире и справляться с проблемами», а именно «Покайтесь!», т.е. очиститесь от грехов. И если такое слово прозвучит на рок-коцерте, он скажет: «Покайтесь! Опомнитесь!», то рок-концерт на этом моменте должен закончиться. На этом заканчивается проповедь и заканчивается рок-концерт…

Если бы речь шла о такой проповеди на рок-концерте в духе проповедника, вот в такой форме, то ничего предосудительного в этом нет. Но, к сожалению, тот путь, по которому пошли современные проповедники, в частности отец Сергий Рыбко, сильно напоминает путь, которым пошла Западная церковь.

В 60-70-е годы прошлого века Западная  церковь столкнулась с проблемой, с которой мы столкнулись только недавно, когда у нас после перестройки произошел просто обвал нашей культуры, сразу вслед за обвалом государственности, когда все самое святое полетело в тартарары.  Тогда Западная церковь на 2-ом Ватиканском соборе определила, что все формы культуры, какие бы там они не были на тот момент на Западе, в том числе и рок-культура, которая тогда находилась в одной из самых динамичных фаз, она развивалась, приемлемы для проповеди. Если кто-то может обращаться к людям на языке рока – мы благословляем его. Если кто-то находит другие формы – благословляется. Не важна форма, важно содержание, важна любовь. Ведь людям важна, прежде всего, любовь. Как мы можем любовь к ним явить? Лучше всего, если мы их поймем. Мы их поймем, если мы поймем, чем они живут. Мы поймем, чем они живут, проникнув к ним. Проникнув к ним и сделав это формой обращения к этим людям.

Эта доктрина принесла очень серьезные результаты. Результаты, которые к тому времени показались Католической церкви ожидаемыми: люди поймут, что Католическая церковь к ним хорошо относится, она их не отвергает. Если ты рок-музыкант, она любит тебя и принимает тебя таким, какой ты есть. Как рассчитывали идеологи этой доктрины, она должна принести ощутимые плоды, весь мир должен был наполниться проповедью о Христе на всех языках: к каждому человеку мы достучимся на его языке и расскажем ему о Боге.

Результат был полностью противоположный, и ничего из этого не получилось. Получилось только то, что, с одной стороны, образовалось достаточно ограниченное число христианских рок-групп, пополняющихся людьми, которые в это верят и которые этим занимаются в довольно странных формах, с другой же стороны ­– сам рок никак к Церкви не обратился, он, как шел своим путем, так и шел. Общепризнанный факт, что тогда Католическая церковь очень дискредитировала себя. Вместо наплыва людей, которые должны были почувствовать вот эту любовь к себе и соединиться с Церковью, вышло все наоборот: люди потеряли к Церкви доверие на Западе.

И это – продолжается, процесс нарастает всё больше и больше, не смотря на то, что на какие только ухищрения идеологи не идут: служатся рок-мессы, на которых в качестве хора играет рок-ансамбль. Поются слова о Боге в сопровождении рок-музыки.

Более того, я сам был свидетелем, когда одни мои знакомые, джазовая группа, ездили на Запад с концертами, и их пианист познакомился с местным христианским священнослужителем, протестантом или католиком, которому очень понравилось выступление. Он подошел к пианисту и говорит: «Приходи к нам! У нас в воскресенье служба. Ты так здорово играешь! Мне бы хотелось, чтобы ты поучаствовал в нашей службе» - «А в каком качестве?» - спросил пианист. «Ты будешь играть на органе!» - «Как? У вас же там фуги играются!» - «Нет, ну ты так здорово играешь! Ты сам будешь играть. Это будет прекрасное богослужение, и всё будет здорово!»

Этот пианист действительно пошел из праздного интереса, для расширения своего жизненного опыта, в этот храм. И действительно сидел за органом, играл какие-то свои импровизации.

Человек этот к Богу никакого прямого отношения не имел, играл что-то там свое. Но вот форма, а я говорю о форме, Западной церковью принимается. Она решительно этим пользуется. Вот, людям нравится эта музыка, она доступна – никто сейчас классику не слушает, а вот это да! Вот мы этой формой воспользуемся!

Для нас, к счастью, слава Богу, это все пока звучит дико. То есть, такого, что в храме на клиросах расположится рок-группа, и она будет сопровождать богослужение – такого и в страшном сне не приснится.

Но насколько наш оптимизм обоснован? Дело в том, что твердых оснований этот оптимизм не имеет, потому что те принципы, которые закладывают идеологи проповеди на рок-языке, говорят, что рок-язык ничем не хуже любого другого языка. «Ну, было знаменное пение на Руси. Сейчас оно отошло. Теперь партесное пение (хочу отметить, что я использую это словосочетания как термин,  и ничего уничижительного в него не вкладываю), многоголосие. Весь наш обиход. Но пройдет время, уйдет это поколение, придет другое. Все быстро меняется, этот язык для нового поколения будет непонятен и неинтересен. Он не будет затрагивать струн их души. Почему бы тогда не воспользоваться тем языком, который затрагивает? Например, роком».

В наше время, таким образом, закладывается теоретическая база, все развивается очень быстро, и мы, возможно, такому продолжению событий станем ещё при жизни свидетелями.

Когда впервые встал вопрос, что рок-культура Церкви неантагонистична? Совсем недавно. Первый раз такое программное заявление сделал отец Сергий Рыбко, он написал брошюру «Современная культура: сатанизм или Богоискательство?», где все эти, упомянутые нами тезисы, были приведены. С многочисленными примерами. Например, он писал, что вот Мусоргский написал цикл миниатюр «Картинки с выставки», но нашлись некоторые рок-музыканты, которые очень талантливо переложили их на рок-язык. И мне, говорит отец Сергий, это нравится больше – почему нет? Это рок-обработка. Формы меняются – почему же нет? Почему мы должны упускать этих молодых людей, которые должны стать чадами Церкви. Каждый человек приходит в мир, чтобы соединиться с Богом, а мы своей косностью этому мешаем …

Поэтому я говорю: от того, какие сейчас будут приняты фундаментальные установки, зависит очень многое. Если мы сегодня согласимся, что рок – это та культура, которая ничем принципиально от классики не отличается, тогда логически из этого следует, что року ничего не мешает появиться на клиросе.

В качестве примера, чтобы не быть голословным, я отсылаю вас к ролику про отца Сергия, который  размещен в интернете и доступен всем, это открытый ресурс, а никакая не секретная информация. Требуются краткие комментарии: священник с наперсным крестом за барабанной установкой – это очень странно. Потому что священник в священнических одеждах с наперсным крестом, он не просто человек, который пришел в какое-то злачное место, где он надеется обрести какие-то души, это – образ Христа! Он говорит от имени Церкви, он сам – образ Христа. Имеется в виду, что сам Христос пришел в этот панк-клуб, в лице отца Сергия сел за барабаны и играет. И находит взаимопонимание с теми людьми, с которыми Он общается. Взаимопонимание – да. Но какой ценой!? Ценой признания, что эти люди ничего плохого не делают, что каяться им не в чем, что они могут и дальше играть эту музыку – это не вредит их душе. И отец Сергий свидетельствует им об этом от лица Церкви своим появлением там. Но не только этим.

Это движение активно развивается, вот видите: имело место награждение от Патриарха. Факт есть факт: отец Сергий может показывать эту грамоту, может говорить, что он получил Патриаршее благословение на эту деятельность. Что мы должны сказать?

Мы можем просто умолкнуть, или можем понять: «А нет ли там какой-то ошибки, какого-то недоразумения, что все развивается именно так, как оно развивается?»

В ролике упоминается какой-то подпольный рок-клуб. Но есть и не подпольные. Отец Сергий строит сейчас храм в Бибирево большой, и большой Приходской дом. И при Приходском доме – большой медиа-центр. Что-то вроде такого центра, где люди могли бы встречаться, общаться. А под крышей этого центра располагается рок-клуб. Все это происходит на территории храма. Туда приходят молодые люди, они берут музыкальные инструменты…. Все это происходит в ограде храма.

Когда все начиналось, пионеры этого движения говорили совершенно другие слова. Что мы ни в коем случае не собираемся ничего такого втаскивать в ограду церкви! Упаси, Боже! Мы проповедуем за оградой! Мы проповедуем тем людям, которые так далеко, что никогда в церковь не войдут! Мы идем туда к ним, мы идем к этим людям.

Но они не стоят на месте. Говорят: не внесем! Вносят.

Ещё один комментарий: отец Сергий говорит в этом сюжете, что раньше был хиппи, неформалом, он не хотел встраиваться в структуру этого общества, был, скажем так, борец с тоталитарным советским строем. И до сих пор. Уже и строя никакого нет, а он все до сих пор борец. Не смотря на весь ужас происходящего сегодня, отец Сергий говорит, что ничего страшного не происходит.

Так вот рок-культура. Давайте попробуем приглядеться к ней, предположив, что мы о ней ничего не знаем. В первую очередь, о ней нужно спросить у самих рок-музыкантов. И высказывания рок-музыкантов очень красноречивы. У них никогда не стояло проблемы, как совместить то, чем они занимаются, с христианством, они просто не знали, что такое христианство, и такой проблемы перед ними не существовало – они просто занимались своим делом и реализовывали себя. Они говорили совершенно спокойно крайне шокирующие вещи.

Не проще ли сказать, что рок – это просто какая-то религиозная секта? Одна из форм тоталитарных сект, которая захватила весь мир, всех, и все, осознанно или неосознанно, туда включены? Может, передать эту проблему профессору Александру Леонидовичу Дворкину и сказать: вот есть секта, давайте с ней бороться методами, которыми борются с сектами? Можно. Но результатов не будет никаких.

Потому что для секты характерна какая-то очень четкая религиозная идеология, религиозная составляющая, которая и определяет, к кому мы относим адептов, к свидетелям Иеговы, мормонам или адвентистам. То есть мы пытаемся понять различие. Но в роке это сделать – невозможно. Рок-музыканты бывают как свидетели Иеговы, как протестанты по своему мировоззрению, конечно, а не по внешним формам, по которым можно сказать, что это секта. Нет, нельзя так сказать. Всё чаще мы слышим о православных рокерах, их даже награждают. Кинчев Константин награжден премией Святейшего Патриарха «Обретенное поколение». Можем мы сказать, что он – сектант, который принадлежит к секте, которая называется «рок-музыка»?  Нет. Ну, не получается.

Значит не секта. Но что тогда? Хотим мы этого или нет, нравится нам это или не нравится, мы вынуждены сказать, все-таки, что рок – это не секта, а некая форма современной культуры. Тут просто надо постараться избежать некоторой ошибки, связанной с тем, что слово «культура», в основном, несет какие-то положительные ассоциации: «культурный человек, который проникнут духом культуры». Традиционное слово «культура» несет очень мощный положительный контекст. Некультурный человек – это плохо, культурный – это хорошо.

Я должен сказать, что здесь происходит смысловая подмена, потому что сейчас то, что мы называем «культурным явлением», это, на самом деле, «субкультура». Субкультура – это то, что ниже культуры.

И к такому утверждению есть серьезные основания. Во-первых, это сама форма культуры, которую мы привыкли называть рок-музыкой. То есть – музыкой. И когда нам говорят, что это язык молодежи, мы должны уточнить, что все-таки, в первую очередь, это язык музыки. Учитываете ли вы его особенности, когда собираетесь что-то донести до слушателей? В ответ – молчание. Или начинают доставать тексты: «Посмотрите, какие тексты! Вот здесь о Боге поется, вот здесь о Христе, вот здесь мы православные. Вот о чем мы поем» Да, действительно поете, но слова – есть слова. А вы нам что-нибудь о языке музыки скажите! О роке, как о языке музыки!

Сейчас я вам попробую сказать немного об этом языке. Очевидно, что он достаточно новый. Если брать самые ранние всполохи зарождения рок-культуры, это где-то конец 50-х годов. Соответственно его возраст колеблется в пределах 50-ти лет. Этот язык постоянно меняется, в последнее время он вообще распался на огромное количество течений, которые настолько далеко отстоят друг от друга, что достаточно трудно сказать: и это рок, и это рок. Например, есть течение в рок-музыке «Блэк метал» (Black metal), одно из самых тяжелых направлений с какими-то ужасными текстами и непостижимой музыкой, а есть – очень легкие исполнители с красивой мелодикой, поющие легкие песенки. И это тоже рок. Так значит, о каком языке мы говорим? Нужно определиться. Если не определяться, то хотя бы понять, что, сказав что-то на языке рок-музыки, мы не сказали ничего.

Ну, и, наконец, откуда рок появился, когда ещё 50 лет назад его не было? Корни его где, где истоки этой музыкальной культуры?

Корни его далеко от Америки и далеко от Европы. Его корни в Африке. И, хотя отец Сергий наверняка смеется и говорит: «ну какая Африка? Африканский шаманизм и прочее – что вы нам приписываете?» – он напрасно смеется, и напрасно это отрицает. Это научный факт: корни этих ритмов из Африки, из культовой музыки Африканского шаманизма. Культ и культура – однокоренные слова. Ещё отец Павел Флоренский писал, что истоки любой культуры находятся в каком-то культе. Соответственно, истоки рок-музыки – в религиозном культе шаманов, которые при отправлении своих культов обязательно использовали барабаны – тамтамы, различно настроенные и разного размера, на которых исполнялись очень сложные ритмы. Это сохранилось и до сих пор, особенно в Центральной Африке.

Как эти ритмы попали в Америку? Ну, естественно через негритянских рабов, которые в огромном количестве, начиная с XVII века, завозились на Американский континент. Хотя рабовладельцы и запрещали рабам вести с собой тамтамы, отдавая себе отчет, что любая национальная само-идентичность для них опасна, но эти ритмы все равно проникли с рабами в Америку. Культовая музыка развивалась дальше на Американском континенте довольно ярко. Многие, наверное, слышали о культе Вуду – на сегодняшний день одном из массовых оккультных религиозных явлений. Почему-то некоторые считают, что культ зародился где-то или у американских индейцев, или у африканских негров. Нет, это явление синкретическое, это сплав. Сплав верований в африканских духов-божеств с соответствующими магическими приемами. Характерно, что со временем, приемы видоизменялись – это не шаманизм в чистом виде, нет. Туда, как ни странно, очень сильно наслаивалось христианство, потому что невольники оказались в христианском окружении.  Собственно, Вуду больше всего проявлялся и потом все меньше видоизменялся на Гаити. Там были всякие ужасы – и «воскресение мертвых», и магия, и колдовство, и, конечно, ритмы. Ритмы и способ отправления этого ритуала. Он, кстати, сохранился до сих пор, и туристы, которые ездят на Гаити, иногда имеют возможность приобщиться к этому ритуалу.

В двух словах сказать – это такое монотонное пение под очень ритмичную «долбежку» музыки. Я схематично говорю, все, конечно, сложнее, но принцип таков. Под влиянием музыки и монотонных ритмов люди входят в экстатическое состояние. В этом состоянии они входят в общение с духами, и какие-то религиозные задачи решаются.

Все это на Американском континенте имело место быть, текло и видоизменялось, как все в видимом мире, и, в конце концов, одной из веточек этого корня стали негритянские христианские песнопения – спиричуэлс и госпелс. Протестантская традиция, очень примитивный уровень религиозного наполнения – духовного я даже не говорю. Но люди искренне пытались во что-то верить, пели. У них очень много гимнов, посвященных исходу из Египта богоизбранного народа – для негров это было «ножом по сердцу», потому что и они были в пленении, и они в рабстве. И до сих пор эти гимны можно слышать: был такой джазовый исполнитель Луи Армстронг (Louis Armstrong), он эти гимны тоже играл.

Что можно сказать об этой негритянской культуре в целом? Именно она и дала эти ростки, эти всходы, эти плоды. Белые люди не имели к ней никакого отношения – это была область, куда нога белого человека совсем не ступала. В Америке были негритянские кварталы, где эта музыка звучала. А поскольку каждый человек, в том числе и негритянской расы, это творение Божие, это образ Божий, то они достигали каких-то успехов. Они постепенно освоили европейские инструменты, появились виртуозы.

Появились сборные оркестры, в которых участвовали традиционные инструменты, такие как контрабас, например. И непременным элементом всех этих оркестров, конечно, была ударная установка, барабаны. Эти непревзойденные по виртуозности люди начали гастролировать по Европе. Известный случай, как один европейский дирижер восхищался в начале века заезжим из Америки подобным оркестром. Он писал: «Это что-то небывалое! У такой музыки великое будущее!» И он не ошибся. Эта музыка действительно возымела великое будущее, поскольку все усложнялась и усложнялась. Чуть раньше 40-х годов появились электромузыкальные инструменты, появилось совсем крошечное, совсем незаметное движение, которое называлось Ритм-н-блюз (Rhythm and blues), которое было на стыке белого и черного творчества. В нем начали использовать первые еще ламповые инструменты.

Это было начало рок-музыки, которая потом завоевала весь мир. Завоевала, но совершенно четко сохранила в себе ту составляющую, которая к ней пришла из Африки. Вы можете изъять из рок-группы певца, даже слова, вы можете изъять из нее любой солирующий инструмент, но вы не можете изъять из неё инструменты, несущие ритм-функцию, т.е. бас-гитару и ударные. Без них рока просто не будет. Либо это будут опыты, типа Бориса Гребещенкова – акустика, гитары, флейты. Рок это или не рок – каждый для себя решает сам, но даже в этом случае мы можем сказать, что если нет барабанов – эту функцию берет на себя гитара: ритмический бой присутствует, и он действует.

Нужно сказать одну важную принципиальную вещь: где был тот детонатор, эта искра, когда все взорвалось в 50-е годы, полыхнуло, появилась эта музыка и эти ритмы? Дело в том, что не на пустом месте все это взорвалось и не без детонатора полыхнуло. Проблема состояла в том, что западное христианство и западный мир 2000 лет тоже не стояли на месте. Если были какие-то изменения, периоды взлета и периоды упадка, то надо сказать, что с начала XX-го века начался период революций и катаклизмов. Западные передовые умы, философы, как ни странно, очень много сделали для появления рок-музыки и всего того, что сейчас имеется.

Что они делали? Они расшатывали христианские устои общества. Вольер, Руссо, Парижская революция и ее идеологи, Ницще – заявляли, что христианство себя изжило, что Бог – это атавизм. Ницше сказал: «Бог умер», мол, давайте искать что-то другое. И вот эти идеи в XIX веке носились буквально в воздухе, нарастали и приводили к социальным катаклизмам. В частности, у нас они привели к революции. Те люди, для которых Церковь перестала быть откровением Божиим, расшатали устои, привели к революции.

И когда в XIX веке европейский христианский мир стал шататься, то и культура стала шататься. В нее стали проникать эти веяния и шатания. Вагнер, например, такой классический композитор, у него в творчестве это очень заметно. Или, например, абстракционизм – откуда он взялся? Посмотрите: кубизм. Там все распадается, там нет какой-то одной четкой картинки, нет целостности, все разваливается на кубики. Т.е. мир распадается, потому что из него уходит вот этот связующий главный стержень – христианство, знание о Боге. Одухотворяющая роль Церкви все меньше и меньше чувствуется, и мир начинает распадаться, происходит распад. Там где нет Бога, там распад. Европейская цивилизация выросла из христианства и начала распадаться. И в музыке это появилось.

Кто-то говорит, что классическая музыка – это хорошо. Классическая в том смысле, что ее несет именно та классическая культура, в которой можно прочесть эту музыку. Ведь музыка – это язык. В ней можно прочесть то, что христианство говорит на языке проповеди. Мы слушаем хорошую музыку или мы видим хорошую картину, и она может нас изменить, может нас тронуть, распахнуть сердце, и мы почувствуем, что здесь языком красок говорится о Христе. Человек может даже не упоминать о Христе, может быть не будет изображения Христа, это не будет иконой. Например, пейзаж или портрет.

Чем для нашего мира может быть поход в Третьяковскую галерею? Почему детей в Третьяковскую галерею водят? Потому что это – окна в ту культуру, которая исчезла, перестала существовать, которая когда-то несла в себе отблеск христианской традиции, способной трогать людей.

В творчестве может не быть ничего сказано о Боге, но оно может быть проникнуто духом, оно может быть проникнуто светом, облагораживающим душу. Культура может влиять на мировоззрение людей.

Мы говорим, что классика способна позитивно влиять на душу. И я не согласен с отцом Сергием – это очевидно из того, что я здесь рассказываю, – я не согласен, что рок способен языком музыки что-то сказать о Христе, позитивно повлиять на человека.

Однако говорить, что классика это хорошо, а рок это плохо – тоже неправильная постановка вопроса. Не то, что классика, и не то, что рок, а что эта музыка собой представляет, как она действует на душу? Если эта музыка действует на душу странно как-то, то будь она хоть классикой, будь она хоть в золотом фонде мировой культуры – для нас она неприемлема, недопустима. Например, для меня такой музыкой является «Болеро» Равеля. Сравните эту музыку с музыкой Свиридова, и вы поймете, о чем я говорю. Равель большой мастер, он это делает настолько мастерски, настолько искусно, но, опять-таки, как и на что мы употребляем свой талант! Признать его нужно, никуда не денешься, но сама эта ритмическая упрощенная композиция, состоящая из двух всего мелодий, приближает нас к рок-культуре. Не сказать, что Равель – это рок, конечно нет. Но какие-то параллели очевидны. Упрощенная форма, жесткий ритм, интонации.

Возвращаясь к рок-музыке, что же ещё послужило детонатором, который вызвал к жизни рок-культуру? Поколение, которое выросло в 50-60-е годы на Западе, понятие о Христе уже практически потеряло. Это были люди, которые выросли в католической или протестантской традиции, которая выдохлась, попросту говоря, вдохновляя все меньше и меньше людей. И молодые люди искали выход из этой ситуации. Мы не можем давать какие-то оценки, но факт есть факт. Даже если католическая или протестантская церкви захотели бы что-то противопоставить этому возникшему дисбалансу, этой разнице между тем, чем жил тогда мир и тем, чем жила Церковь, то ничего бы не получилось. Этот процесс практически вышел из-под контроля.

То есть, весь этот нигилистический заряд, который набирал силу в XIX веке, взорвался в середине XX-го. Были отвергнуты все нравственные нормы, христианство для рок-музыкантов было просто помехой, они решали совсем другие задачи. И часто эти задачи носили философский оттенок, потому что любой человек задумывается, где он живет, куда он идет, и чем он вдохновляется. И рок-культура предлагала свои ответы, она предлагала форму существования. Особенно это влияло и влияет на подростковую среду, потому что ребенок, выходя в мир, переосмысляет свои детские впечатления о мире, у него открываются глаза, и он видит, что, оказывается, как в Писании сказано, «во зле лежит». И как с этим злом бороться? И нужно ли с ним бороться? И если он не видит выхода в Церкви, он ищет свои пути, потому что он личность. Личности важно, как я буду жить, а не как мне говорят. И мы должны с этим считаться.

Почему подростки выбирают рок-музыку, а не Церковь, с ее тысячелетними традициями? Значит, не смотря ни на что, рок-музыка что-то им дает! А что она им дает?

Отец Сергий говорит, что рок-музыка дает человеку возможность прийти к Богу, что это – путь к Богу. «Я этим путем прошел, и многие мои друзья прошли…» И это распространенная ошибка, когда мы свой опыт расширяем до вселенского масштаба.

Я не знаю, как пришел к вере отец Сергий, но это не путь, это дорога: человек шел-шел, был там и здесь, и вот пришел, теперь он игумен, священник.

А в рок-культуре подростки что-то находят. Помните, в периодике широко обсуждался вопрос, есть ли в рок-музыке зашифрованные послания? Мол, Битлз использовали зашифрованные послания, про Лед Зеппелин говорили очень много, есть там зашифрованные послания или нет. В том смысле, что какие-то сатанинские тексты как-то модулировались, как-то вкраплялись, неслышимые для уха.

Но вы знаете, этот вопрос совершенно неважный – были они там или нет! Дело в том, что рок-культура сама по себе является таким зашифрованным посланием, которое обращено к человеку. И оно звучит примерно так: «Ты можешь обрести силу, чтобы жить в этом мире. Возьми ее, этой силой надо овладеть». Примерно так это и звучит, если сказать в двух словах. Но где там Христос? Где там Бог? Эта сила совершенно другого рода, в ней нет никакого смирения. Рок и смирение – это вещи несовместные. В роке смирения нет и быть не может, потому что протест, бунт, анархическое начало, которое есть в роке, оно составляет его сердце, сердцевину. Уберите его оттуда, и от рока останется очень немного. Даже если это не выражается в каких-то крайних формах, сатанинских, где до предела нарастает протест против Бога, где какие-то сатанинские культы на пластинках.

Уберите из рока бунт, это бунтующее подростковое мироощущение, мироощущение незрелого человека, который пытается защититься от этого мира – от него ничего не останется. Рок эмоционально объясняет этому подростку, как быть сильным и крепким.

Пока мы не найдем способ предложить альтернативу нашим детям, нашим подросткам, пока мы не найдем способ рассказать каким бы то ни было языком, языком культуры, языком проповеди церковной или языком богослужения, пока мы не найдем способ открыть этим подросткам Христа, Его святость, Его чистоту, Его смирение, до тех пор с рок-музыкой мы не совладаем. И она будет проявлять себя в самых различных, неожиданных формах, в том числе, пытаться внедриться в церковную культуру, в церковное сообщество, стать тем, что для христианина приемлемо и безвредно: можно слушать, можно нет – это душевная область. Ничего подобного! Душевная область неотделима от духовной области! Потому что человек, это дух, душа и тело. И эти вещи неразрывно связаны. Если ты бьешься на рок-концерте в каких-то забойных ритмах, если ты в едином подъеме вместе со всем залом скандируешь что-то, не понимая, что ты скандируешь (скандируют даже «мы – православные!») – Христа в этом нет. И слово о Христе будет бесплодно, потому что оно облечено в форму, не способную донести до тех, к кому мы обращаемся, слово о Боге.

Какой вывод? Нужна ли рок-проповедь? Нужна ли проповедь на рок-концертах? Наверное, нужна, если бы проповедник, вышедший на сцену, смог явить миру в своем облике Христа, и этот свет мог бы дойти до тех людей. А путь, когда говорят, что мы принимаем людей такими, какие они есть, вместе со всем тем, что у них есть, этот путь – тупиковый. И если эти проповедники и дальше пойдут в своих планах, мы придем к рок-литургиям, а вопрос, может ли любитель рок-музыки испытывать трудности в продвижении на своем духовном пути будет упразднен. А жаль. Потому что ответ на этот вопрос звучит так: если человек слушает рок и называет себя христианином – это вопрос его духовника, но на каком-то этапе, если он совершенствуется, если он и дальше собирается идти ко Христу, а не куда-то ещё, рок останется далеко-далеко позади, а человек уйдет вперед, и встретит Бога таким, какой Он есть, тогда он полностью откроет для себя сокровища церковной культуры, которая в отличие от любой другой, есть окно в горний мир. Тогда рок-проповедь ему станет совершенно не нужна.

Благодарю за внимание.